Сегодня, 11 января в России отмечается День заповедников и национальных парков. К этой дате мы публикуем интервью с американским профессором Олином Родесом, с которым в 1997 году во время своего обучения в США беседовала Анна Квашнина, директор заповедника «Денежкин Камень. В своем интервью профессор Родес сформулировал уникальность российской заповедной системы.

Анна Квашнина:

Училась в США в 96-97 годах, и сразу взяла крутой разгон на объяснение что есть российский заповедник и защиты этого понятия (начитавшись статей — интервью в «Заповестнике» в том числе) и натолкнулась на понимание и отсутствие необходимости объяснять.  Рассказывать — да.  Но не защищать.  Не знаю, как вам, а мне это было удивительно — так я привыкла защищать заповедники и Летопись в родных институтах власти и науки.

Мне захотелось, чтобы все услышали это.  Может, для кого-то я не открою ничего нового.  Может кому-то, как мне, это поможет быть увереннее. 

Я взяла магнитофон и проинтервьюировала своего руководителя.  И вот что получилось.

Профессор Олин Юджин Родес, профессор экологии животных, в университете работает 6 лет, автор около 40 статей по популяционной генетике и экологии; в 1996 году в издательстве Чикагского университета вышла его книга «Популяции в экологическом пространстве и времени».

Что Вы думаете о российской системе заповедников вообще?

— Мой опыт с системой заповедников минимален.  В основном из-за огромной взаимоудаленности заповедников.  Я получал опыт из нескольких источников, пока был в России — на нескольких уровнях.  Разговаривал с людьми из Минприроды, из Госкомлеса — получил «московский» взгляд на то, кто владеет землей и как она используется.  На каждом уровне администрации увидел озабоченность пропорцией территории, посвященной сохранению биоразнообразия.

В каком смысле озабочены — слишком много или слишком мало?

— Они считают, что недостаточно.  Это показалось мне очень обнадеживающим.  В США чтобы чиновники задумывались о сохранении биоразнообразия, нужно много «воевать», а в вашем случае это — часть государственной системы.

Имеет ли Америка систему ОПТ, идентичную системе заповедников?

— У нас есть охраняемые территории, которые довольно близки к тому, что вы называете заповедниками, но у них, как правило нет подобной истории.  В принципе, у нас есть и программы мониторинга, но не в таком масштабе, как в вашей системе заповедников, и не с такой продолжительной традицией.  Но в смысле государственной системы — нет, ничего идентичного мы не имеем.  Есть участки земли, которые не эксплуатировались, но они не закрыты для посещения.  В этой стране невозможно закрыть от людей территорию.  Можно управлять тем, как человек использует ресурсы, и мы это делаем.  Люди очень ценят свою свободу в этой стране и невозможно не пускать их на государственную землю.

(Примечание А. Квашниной:  — нам этой фразы не совсем понять, потому что нам трудно представить себе, например, 80% частной земли — из 100 км  только 20 государственных.  В принципе, куда ни сунешься, чьи-то владения.  И туда нельзя.  И это почему-то не действует на свободолюбивость американцев.  Может, то, что нельзя на государственную землю — действует как раз из-за того, что и так никуда нельзя?)

— Однако часть земель в США не эксплуатируется и не фрагментирована. Это земли, полностью закрытые военными.  Корни моего интереса в заповедниках, как ни странно, связаны именно с такими территориями.  Шесть лет профессиональной деятельности я провел на закрытой с 50х годов военными территории.  Там я увидел, что эти территории представляют собой почти не измененные остатки определенных экосистем и особенно генетического разнообразия.  И это меня очень заинтересовало.

Когда познакомился с вашей системой заповедников, меня поразило то, что эти земли служат резервуарами экологического и генетического разнообразия, которые не восстановимы в случае потери.

Вообще нечестно сравнивать заповедники и национальные парки.  Потому что национальные парки были специально созданы для того, чтобы люди наслаждались самыми красивыми экосистемами.  У вас тоже есть национальные парки — и я думаю, они служат подобной цели.  В нашей стране нацпарки часто используются как места проведения отпусков.  Это места, сохраненные от бульдозера, куда люди могут убежать от города, от своей жизни и где они могут насладиться кусочком Америки.  Проблема в том, что столько много людей наслаждается в нацпарках, что влияние человека становится в них очень очевидным.  Мы теперь вынуждены сокращать использование своих нацпарков чтобы удержать людей от разрушения их — таковы количества людей, их использующих.  Это естественно — если люди используют землю, они на нее воздействуют.

Как бы вы ответили на вопрос — «зачем нужны заповедники»?

— Для многого.  Чтобы были здоровые естественные примеры экосистем, которые могут быть использованы для нескольких вещей.

Во-первых, для изучения и понимания естественных процессов. Очень трудно понять, как протекает экологический процесс, если он постоянно под воздействием человека — почему вы и исключили человека. Даже сотрудники заповедника, выполняющие работы, влияют на территорию.  Как ни трудно изучать экологию с малым воздействием извне, система заповедников, на мой взгляд, умудряется делать это лучше, чем все, которые я видел. Создает удивительный и естественный мезокосм для изучения этих процессов.

Во-вторых, важно сохранить участки экосистем.  Это как кукуруза.  Кукуруза в США и в мире генетически манипулировалась, скрещивалась, изменялась.  Она больше не кукуруза — не тот злак, который положил начало этой культуре.  Мы сейчас подошли к тому, что пытаемся найти именно тот злак и восстановить то, что потеряно.  Чтобы генетическая информация, фенотипы, помогли улучшить урожаи, устойчивость и прочее.

Если нет заповедников, не к чему возвращаться за материалом для решения проблем будущего.  Заповедники служат кладовой, но ресурсы в этом случае — виды, генетическая информация, процессы.

Ваше общество в определенный момент сделает полный цикл, понимая ценность этих мест для людей.  Потеряв, их невозможно восстановить.  Когда общества становятся зрелыми, они начинают понимать, что охраняемые экосистемы — это здоровье планеты.  И с глобальной, и с национальной точек зрения иметь эти типы ОПТ в России — важно как для российских людей, как бы ни складывалась их жизнь сейчас и в будущем, так и для населения Мира.  Многие нации потеряли часть своего живого наследия — виды растений и животных, экосистемы.  Возможно, настанет момент, когда возможны будут обмены животным и растительным материалом между странами.

Россия не маленькая и не бедная нация. У нее огромные ресурсы и экономический потенциал.  Как член мирового сообщества сильных держав Россия имеет ответственность перед самой собой и перед людьми в мире за сохранение природных ресурсов.

Чтобы вам хотелось сказать сотрудникам заповедников?

— Независимо от современной ситуации, имеют ли они адекватные финансовые ресурсы или недостаточные, они не должны забывать, что дело, которое они делают — важно.  Не только в том смысле, что они кормят свои семьи — это важно для их страны и для людей, которые там живут.  Так как то, что они делают — это сохранение наследия, являющегося частью страны.  Оно не восстановимо в случае потери.

Так же это важно в большем масштабе, для людей всего мира. Потому что только через попытки людей, посвятивших себя охране природы, в любом обществе — России ли, Америке, — может сохраняться национальное наследие.

Еще хочется сказать, что они не одиноки. Есть люди и в этой стране, и в других странах, которые делают то же дело.  И это — вне профессиональных интересов — это всегда является личным выбором и посвящением.

Беседовала: Анна Квашнина, 17.01.1997.

Фото: пресс-служба заповедника «Денежкин Камень»